Название: Я верю
Фендом: Loveless
Автор: Тойре
Бета:  Francheska Way
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, романс
Пейринг: Сеймей/Нисей
Статус: закончен
Предупреждение: Махровый ООС обоих персонажей, но я верю, что любовь меняет людей.
От автора: Эти двое так долго не отпускали меня: просто чудо-трава, да и только. Началось всё с того, что мне хотелось помучить Сеймея, а закончилось тем, что Beloved заставили меня думать о вере и любви. Наверное, недаром у них именно такое имя )).
Отказ от прав: не мое, а так хотелось бы.

Сеймей сидел на краю кровати и смотрел невидящими глазами в неподвижное и белое, как мел, лицо своего Бойца.
Сколько я уже так сижу? Сутки? Двое? Так непривычно…
Боец пропустил удар и теперь, скорее всего, умрет. И что? У меня, в конце концов, два Бойца.
Ну, и откуда это глупое чувство… Как будто в груди дыра…
Как будто я что-то сделал не так.
Нельзя сказать, что Сеймей считал себя хорошим человеком. Он предпочитал здравые оценки. Свои здравые оценки – чужие без особых на то причин он просто не принимал в расчет. А в системе оценок Сеймея небыло понятий хороший/плохой. Все это глупости и детский лепет. Он считал себя практичным, умным, сильным. Эти три понятия в разных сочетаниях определяли и окружающих, то есть тех из них, кто был достоин рассмотрения.
Рицка – умный, сильный, не практичный;
Соби – сильный, не умный и не практичный;
Нисей – сильный, практичный, не умный…
Ритсу. Ритсу, пожалуй, был единственным исключением из всеобщего несовершенства: и практичный, и умный, и сильный… Равный. За что и поплатился. У любой организации может быть только один лидер, и Семь Лун не исключение. Особенно если вспомнить букет разногласий с этим человеком.
Соби, полученный уже бывшим в употреблении. Это всегда бесило Сеймея и вызывало брезгливость.
Рицка, в десятилетнем возрасте потерявший своего Бойца в сражении со взрослой и опытной, но вышедшей из-под контроля Школы парой.
Жесткий контроль над программами обучения, вместо того, чтобы контролировать людей, и вместе с тем узкий спектр экспериментов…
Сеймей, как один из членов Семи Лун, был категорически не согласен со столь разнузданными и слабыми методами. Он планомерно накопил и систематизировал компромат и – вынес сор на обозрение заинтересованных лиц, временно сойдя со сцены.
Нисей уже был под рукой. Соби он зацепил за Рицку – батарейка вместо сетевого питания. Да и мальчик под присмотром: пока в Школе не будет настоящего порядка, делать ему там нечего.
Когда брат и Боец попытались выйти из-под контроля, Сеймей не особенно обеспокоился. Он уже знал по опыту – нерациональные чувства всегда проигрывают спокойному разуму. Отпускать Соби он не собирался, это был бы не практичный шаг. А Рицке, чтобы справиться с судьбой, надо воспитать своего Бойца, под себя, свое оружие-марионетку. Вот подрастет еще чуть-чуть, и начнем…
Но братик, похоже, уже считал себя взрослым. Узнав о вызове, Сеймей обомлел. Сражаться с собственным братом, одним из Семи Лун, практически без опыта, выставив против него его же Бойца – абсурд… На что надеялся Рицка, не поддавалось пониманию.
А поединок получился коротким. Сеймей не рассчитывал на серьезный бой, слишком неравные были силы, да и не хотел он повредить Рицке или сильно попортить Соби. Только вышло иначе, и теперь он часами сидел у постели Нисея и пытался хоть что-нибудь понять, вспоминая.
Вызывал на поединок Рицка, и первый удар, соответственно, принадлежал «его» Бойцу. Подождав, когда Соби загрузит Систему, мальчик подступил к нему сзади, обнял за талию, и спокойно произнес:
- Направь удар на Бойца, они чужие друг другу. – и еще что-то, но так тихо, что услышал только Соби.
Сеймей усмехнулся такой наивности – все, что нужно знать о своих игрушках, он знает. Их слабости, их силы, их болевые точки. Он промолчал, не пожелав ронять свое достоинство в пустых разговорах. Вот только плечи у Нисея после слов Рицки как-то ненужно напряглись, Сеймей только теперь об этом вспомнил.
А мальчик, отпустив Бойца, сделал шаг назад, оставшись стоять на удивление близко и держа одну ладонь на талии Соби, чуть выше ремня. Чтобы рука легла на голое тело, Рицка не постеснялся задрать Соби водолазку, и Сеймей внутренне вскипел, оценив обыденность этого жеста.
- Долг без любви сомнением рвет душу на тысячу частей.
И все. Истаяла защитная сфера, взметнулись от Нисея сияющие, острые, стремительные осколки, и потерялись в пространстве. У ног Сеймея лежал без сознания его Боец, а напротив, на фоне зеленого марева парка, Соби сидел на земле. Рицка стоял позади него на коленях, обнимая и прижимая к себе.
Сеймей снова посмотрел на запрокинутое белое лицо. И вспомнил, как хотел рявкнуть Соби, что игры кончились, дернуть ошейник, заехать локтем по губам, ударить в подвздох… и не мог. Из него будто разом выкачали весь воздух. Он слышал мягкий шепот Соби:
- Рицка, ты возвращаешь меня?…
И негромкий усталый голосок брата:
- Нет. Сколько можно, Соби. Идем. Теперь ему есть, чем заняться.
Но Сеймею было все равно. Он смотрел вслед уходящей паре и не мог выйти из ступора. Лишь неожиданно для себя коснулся ладонью бледных до синевы губ Бойца. Холодные. Но дышит. Так он долго не протянет, нужно перенести его в тепло, иначе сердце, которое сейчас еле бьется, остановится совсем.
Только в теплой постели Нисей так и не очнулся. И теперь час за часом Сеймей вглядывался в отрешенное лицо Бойца с заострившимися чертами и пытался понять, что же происходит с ним, с Жертвой.
На вторые сутки он перестал отмахиваться от очевидного и вынужден был признать, что ему впервые в жизни страшно. И причина этого страха в мерзком одиночестве, неожиданно навалившемся на него, едва Нисей отключился. Невыносимо противное ощущение. Это одиночество было сравнимо с удушьем – будто ему перекрыли доступ кислорода. Когда у тебя есть возможность дышать, ты не замечаешь воздуха, а вот если его отнимают… Не понятно, когда он сумел так привыкнуть к этому бездарному Бойцу, но ему было просто жутко представить, что это удушающее одиночество останется с ним навсегда.
На третьи сутки Сеймей понял, что не знает, что предпринять. Он, безусловно, был страшно зол на Нисея за все эти проблемы. Бойца следовало примерно наказать и за пропущенный удар, и за это острое чувство потери, которое висит над Сеймеем и душит его… Но для этого сначала необходимо привести его в порядок. Потому что если он умрет… наказывать будет некого, зато чувство утраты может остаться навсегда.
А вот как? Как не дать этому уроду умереть?
Абсурдная мысль позвонить Рицке и спросить, как он сумел вытянуть Соби после его же удара, пришла в голову Сеймея под утро. Ведь было же очевидно, что то дурацкое заклинание про сомнения и тысячу осколков ударило и по Соби, что совершенно естественно при наличии Связи с Сеймеем. Но Рицка что-то сделал, и Боец, пусть и шатаясь, встал. Что? Вопрос казался настолько важным, что даже на время отодвинул гордость. Сеймей действительно позвонил бы брату, так он устал бороться со страхом и бездействовать, но вовремя понял, что именно мальчик ответит на его вопрос. Ответит, что просто обнял, и все.
Сеймей в ярости дернул ушками и отошел к окну. Небо медленно светлело, и почти ненужные уже фонари мерцали тусклым и мутным светом. Совсем как мои мысли, заметил Сеймей... Что ж, если я не хочу так делать, это еще не значит, что не придется. Получилось у Рицки, получится и у меня. А уж потом, когда этот урод очнется, вот тогда он получит сполна за то, на что я вынужден сейчас пойти.
Он деловито снял джинсы и свитер, аккуратно сложил их на стуле и, откинув одеяло, улегся рядом с Нисеем. Подумал, приподнялся на локте и с силой перевернул Бойца на бок, спиной к себе. И снова лег, плотно прижав его к себе, положив руку ему на грудь.
И сам не заметил, как уснул, наконец, спокойным сном измученного человека.

Первая мысль, пришедшая в голову Нисея после поединка, была о потоке ледяной ярости, который неминуемо обрушит на него его ненаглядная Жертва. И объяснять что-то будет бесполезно: Сеймея не волнует, почему Боец проиграл. Ему важно только, что не выиграл, не справился, не смог… А на то, что Соби попал, явно намеренно, по самому больному месту, ему наплевать. На то, как трудно черпать силу в том, во что не веришь, наплевать тоже. И уж тем более наплевать на то, как больно резанула сказанная вслух правда: «они чужие друг другу». Проклятый сопляк! Знает брата, как облупленного, вот и разбирались бы сами! И Соби было легко выбрать заклинание – уж он-то на своей шкуре испытал, каково быть парой Сеймея.
Ну и кому, спрашивается, в этой ситуации хуже всех? Сеймею вообще все по фиг, ему никто не нужен по-настоящему, Агацума и этот мелкий явно спелись, и только Нисей, как самый последний придурок, вынужден подставляться за всех. И за это получает заклинанием, расчетливо и без всяких шансов защититься. И еще за это будет наказан. Черт. Несмотря на слабость и тошноту, несмотря на то, что тело…
Дальше, видимо, наступил обморок, потому что сознание отказалось воспринимать происходящее. Сеймей спит рядом, крепко обняв, прижавшись всем телом? Бред. Так не бывает.
Тем не менее, Нисей осторожно повернулся и, стараясь не разбудить Сеймея, дотронулся кончиками пальцев до его губ. Если бы не он, я бы не очнулся, это очевидно. Никогда бы не подумал, что Аояги станет меня вытаскивать.
Время затормозило от неожиданности.
Что это было за переживание? Радость? Удивление? Непонятно...
Но недоверие точно было. И не зря. Потому что в какой-то момент Нисей вдруг увидел, что глаза его Жертвы открыты, и Сеймей внимательно наблюдает за ним. Повинуясь неосознанному инстинкту, Нисей отдернул руку, как от ядовитой змеи, но еще раньше понял, что было поздно.
Сеймей молча навалился на него всем телом, удерживая руки и раздвигая коленом ноги. Когда он успел так возбудиться? Нисей дернулся изо всех своих теперешних сил, но получилось, ясное дело, неубедительно.
- Сеймей, отстань! Что ты собираешься делать, придурок? – надежда на то, что Жертва отвлечется на ругань, растаяла в тот же миг: Сеймею явно было не до этого.
- А как ты думаешь, а? – прошипел он сквозь зубы, - Я собираюсь продолжить лечение своего Бойца. Бойца, который проигрывает поединок по собственной дурости, а потом тянет силы из меня, валяясь тут сутками без сознания. Вот я сейчас силами и поделюсь: усилим Связь, раз тебе это так необходимо.
Аояги потерся твердым, как камень, членом об Нисея и приказал:
- Переворачивайся на живот.
- Не буду, - отказ был совершенно очевидным, но это не смутило Жертву.
- Не заставляй меня наносить тебе увечья, Нисей, - тон был холодным и даже вежливым, как будто Сеймей не сжимал запястья своего Бойца с силой железных тисков.
- Я не хочу принять тебя. Понял?
Тяжелая ладонь размахнулась и ударила по щеке. В ушах зазвенело. Нисей никак не мог поверить в происходящее. Он думал, что знает Аояги Сеймея, но сейчас его прижимал к постели совершенно незнакомый и совершенно безумный, несмотря на тихий голос, человек. Рицка, этот сопливый вундеркинд, был абсолютно прав - они чужие. И Сеймей тоже ничего по-настоящему не знает о своем Бойце.
- Можешь калечить, тебе же хуже.
- Думаешь, застесняюсь инвалида? Не надейся. Но я свою игрушку ломать не собираюсь. Я сделаю ровно столько, сколько собирался. – и Сеймей одним рывком перевернул Акаме лицом вниз.
Черт, а еще красуется ушами, зло мелькнуло в голове Нисея. Опытный, зараза: руку заломил так, что не шевельнуться, я и оглянуться не успел, как уже на коленях, и штаны спущены… Да, Соби, видно, твоему прошлому не позавидуешь…
- Сеймей!
- Ну что еще?
- Ты в курсе, что у игрушки есть не только тело? Не боишься сломать что-то посерьезней?
- Избавь меня от философии, лучше расслабься.
- Не хочу. Не хочу тебя.
- Как знаешь. – И Сеймей, не жалея, входит. Настолько, насколько может – без смазки, преодолевая отчаянное молчаливое сопротивление. Ненамного, но лоб Нисея покрывается потом, а зубы скрипят.
- Мне больно, скотина! – шипит Сеймей и сильно бьет его кулаком по спине, заставляя прогнуться, и врывается в сведенное болью тело. Все, сопротивляться больше нечему, проносится где-то в сознании Нисея. Пусть теперь укрепляет Связь, сверхчеловек долбанный. Тело заживет, хоть кровь алыми дорожками и ползет вниз по ногам. Порвал, зараза, но теперь уже не больно, во всяком случае, не так. А вот тебе, моя Жертва, будет очень плохо, потому что Связь теперь поставит тебя в известность обо всем, что ты сделал. Меня насилуют не впервые. Тебе же, мой замечательный супергерой, только предстоит ознакомиться со всем букетом этих переживаний. Желаю удачи.
Сеймей, содрогнувшись и негромко захрипев, застыл на мгновение, а потом резко и брезгливо оттолкнул от себя Бойца.
- Ну что, доволен?
- Чем? – Нисей, наконец, опустился на постель. - Твоими талантами? – Он отвернулся и устало прикрыл глаза. – Я не кончил.
Сеймей усмехнулся:
- Да кому ты нужен со своим оргазмом.
- Сопляк.
А вот за это Сеймей ударил. Коленом, сзади, между все еще разведенных ног. И тут же упал на зашедшегося в немом крике Нисея, потому что руки, на которые он оперся, ударяя, подогнулись. Ему было больно, больно везде – в промежности, в груди, в голове… А, главное, непонятно до паники – как такое может быть? Отчего больно ему? Почему так остро?
Сеймей побыстрее отскочил и непроизвольно схватился руками за голову, как будто пытаясь вернуть на место остатки своих представлений. Но они в тот же миг рухнули окончательно – в ладонях остались еще теплые, бархатистые, но уже совершенно неживые ушки. Те самые, которые оставались с ним после всех развлечений и после Соби тоже. А после рядового, по сути, захода с Нисеем, они отвалились… и хвост! Да что же это!
- Нисей! – прорычал Аояги, швырнув в него мягкие комочки и стискивая кулаки, - что это значит?
Боец несколько раз судорожно всхлипнул, но ответил четко и зло, поворачиваясь на бок:
- А я-то что? Ты сам все решил, меня не слушал. Я тебе не Агацума Соби, природная Связь берет свое. Ты меня любишь – считай, что теперь ты в курсе.
- Чтоооо?
- Не ори, голова у меня болит, и не только голова… - Нисей попытался сесть.
- Да плевать мне на твою голову! Почему мне так погано?
- Так ты ж меня изнасиловал. Или ты не заметил?
- Убью!!! – Сеймей дернулся в сторону Бойца, но напоролся на взгляд, как на ледяную стену. И замер, так и не сумев отвести глаза.
- Какой ты все же агрессивный, милый. – Акаме улыбнулся уголком губ. – Хочешь повторить ошибку? Я не зря говорил: тебе же хуже. И про сопляка не шутил. Но ты не расстраивайся, скоро повзрослеешь, потому что это еще цветочки. Ты не смотри, что я бойко разговариваю, на самом деле у меня сейчас просто шок, я еще в себя не пришел и не успел расчувствоваться от твоего со мною обращения. И тело скоро даст о себе знать, и спина, и задница, - он цинично усмехнулся. – Только я Связь не ослаблю, не жди: не пожалею. Всеми страданиями до последней капли с тобой поделюсь, можешь не сомневаться, ЛЮБИМЫЙ.
- Да к черту твои страдания, придурок! Какое мне-то дело до них – хоть удавись! – Сеймей вскочил с постели, стремительно оделся, едва попадая в рукава и штанины, и пулей вылетел из квартиры от греха подальше, не среагировав даже на издевательскую реплику вдогонку:
- Давай-давай, побегай…

Когда, спустя час бессмысленного метания по улицам, он понял, что дословно выполняет наглое пожелание Нисея, ярость привела его обратно. От беготни действительно легче не стало, но не стало и хуже – несмотря на угрозы Бойца. Шок у него! Ах ты, тонкая натура! Сейчас я тебе устрою шок по полной программе, забудешь, как ёрничать. Сеймей буквально кипел злостью, но она так и осталась нереализованной, потому что Нисея в квартире не было. Этот урод, судя по всему, принял душ, забрал часть денег и, даже не притронувшись к еде, сбежал.
Терпение Сеймея лопнуло. Хватит нежничать, сейчас Акаме поймет, что значит по-настоящему достать Жертву. Сеймей мысленно потянулся и дернул Связь. И тут же задохнулся от шквала эмоций и ощущений, обрушившихся на него.

Сознание возвращалось медленно. Сначала он понял, что лежит на полу. Потом – что встать у него практически нет сил. Поэтому Сеймей еще немного полежал и поискал разумных объяснений тому, отчего у него так болит спина. Просто не повернуться. И сесть, наверное, тоже будет больно, потому что впечатление такое, будто его посадили на кол. Или… Да! Я же активировал Связь. А Нисей, сволочь, выполнил обещание и транслирует по ней свои ощущения. Скотина. Сильно я ему по спине врезал, мог бы и полегче. И в остальном… больнее, чем я думал. Гораздо больнее.
Сделав над собой усилие, Сеймей перебрался на кровать. Черт, тошнит, и перед глазами всё плывет… Голодный. Ну да, он же не поел, когда убирался отсюда, а перед этим вообще трое суток лежал в отключке. Интересно, если я что-нибудь съем, полегчает только мне, или ему тоже?
Поесть Сеймей смог только час спустя, но его стошнило. Злиться просто не осталось сил. Он снова дополз до постели и решил уснуть во что бы то ни стало. Нисей обещал делиться дрянью от души, и у Сеймея теперь не было ни малейшего сомнения в том, что Боец это обещание сдержит. Сделать он все равно ничего не мог, жалел только, что у него нет обезболивающих. Его никогда так не били и никогда не насиловали. И ему было ужасно больно и ужасно, просто до глупых слез, обидно… Вот знать бы, это тоже чувство Нисея?
Вроде он не такой уж и обидчивый – скорее гордый, подумал Сеймей, и вяло удивился этой мысли. Никогда прежде она не приходила ему в голову, но, видимо, была правдой.
Всякий раз, когда он бил по самолюбию Нисея, тот реагировал отстраненно, лишь приправляя выходки своей Жертвы ехидными репликами.
Тогда откуда это растоптанное, опустошенное состояние, это ощущение грязи, липкой паутиной опутавшей тело? Чувство, будто походя и прицельно плюнули в душу? Острая, волчья тоска?
Глупости. Это не могут быть чувства Сеймея. Он сделал то, что считал нужным, и может жалеть лишь о том, что физические повреждения отражаются сейчас на его самочувствии. Но в то, что его Боец может так переживать происшедшее, ему тоже не верилось. Слишком холодным и ироничным был Нисей. Слишком самодостаточным. Мда, это тоже интересная мысль. Сеймей окончательно запутался.
Заснуть ему не удалось так же, как и поесть - мысли кружили в голове сводящим с ума хороводом, и поэтому он сделал единственное, что, наверное, могло помочь. Очевидно, что от его прикосновений Бойцу становится легче, по крайней мере, физически. И Сеймей, представив, что Нисей лежит рядом с ним, обнял его сзади, как уже сделал это однажды, и уткнулся лицом в плечо, не отодвигая черных мягких прядей. Это действительно помогло, во всяком случае боль в теле пошла на убыль. Сеймей не нашел в себе сил задаться вопросом, почему он не злится сейчас на Бойца, скорее ощущая его как товарища по несчастью. Он слишком устал. Едва появилась возможность расслабиться, он мгновенно провалился в неспокойный и какой-то отрывочный, рваный сон.

Проснувшись, Нисей лежал на боку и думал о своей Жертве. О Жертве, которой никогда не было дела до того, что чувствует его Боец. То есть дело, безусловно, было, но с чисто функциональной точки зрения. Чтобы чувства Нисея не мешали применять его как Бойца, или помогали в том же.
Он совершенно не ожидал, что Сеймей поможет ему, и, когда вчера вечером сила хлынула в него, восстанавливая покореженное, разорванное тело, Нисей прекрасно отдавал себе отчет, что со стороны Жертвы это был вынужденный шаг. Сеймей не привык терпеть боль. И он снова расчетливо сделал так, как ему было удобней. А Нисей опять проглотил. Как собака, которой бросили подачку, перед этим избив до полусмерти. Проглотил даже не потому, что хотел избавиться от боли – в общем, ему в теперешнем состоянии на боль как раз было наплевать. Он просто не мог не принять то, что исходило от Сеймея. Сколько бы Нисей ни ёрничал, он принимал все, наивно надеясь, что Жертва никогда не догадается о его беззащитности. А теперь все надежды на то, что Сеймей сможет хотя бы уважать его, пошли прахом.
Нисею не нужно было терять ушки для того, чтобы понять, как он относится к своей Жертве. И он прекрасно знал, что свою любовь ему нужно скрывать как можно тщательнее, иначе его жизнь превратится в ад. А теперь... Не то что Сеймей, он сам не мог уважать себя, потому что, несмотря на грубость, насилие, безразличие, наплевательство… он все равно хотел его. И хотел быть рядом.
А потому оставался только один выход – уйти, пока Сеймей не понял по-настоящему, как к нему относится его Боец. Нисей мог игнорировать издевательства над собой, но позволить издеваться над своей любовью – ни за что. Потому что это не обидно, это просто насмерть… Нет! Он тихонечко полежит, потерпит, подождет, пока эта буря хоть немного утихнет, и уедет так далеко, что Сеймей никогда не найдет его. Никогда.
Оборвать Связь я все равно не сумею, такой вариант равносилен самоубийству. Но это ничего не значит. Сейчас Сеймею плохо, он хлебает полной меркой то, что натворил. Физическую боль он снял, но остальное исправить не в состоянии. Я могу наказывать его так долго, как захочу, но знаю, что в какой-то момент сам же не выдержу и постараюсь защитить его. Он и правда к такому не привык. Я обманул его – я ослаблю Связь, и он сможет успокоиться. И фиг с ним. Надеюсь, он достаточно испугался, чтобы не пытаться меня вернуть. Я исчезну. Больше не подставлюсь. Больше никогда, никогда близко не подойду, рядом не встану…
Переживу. Вытерплю. Сумею.
Только как?
И как я буду жить без него??
Именно этот вопрос заставляет скорчиться и вцепиться руками в плечи. Именно он вынуждает изо всех сил сжать челюсти, чтобы не завыть в голос…
Именно он – и понимание, что возвращаться нельзя.

Сеймей целый день пролежал, свернувшись клубочком на кровати, и остановившимся взглядом смотрел в стену перед собой. Он почти не вставал. Тело уже не болело, спина напоминала об ударе только при движении. А плохо было все равно. Отчаянно плохо и тоскливо. Теперь он уже, наверное, мог бы поесть, но не хотелось. Моральная тошнота оказалась гораздо хуже физической. Сеймей никогда бы не подумал прежде, что выражение «сердце разрывается на части» не метафора, а реальность. Казалось, что его медленно выворачивает наизнанку, выкручивает, сводит и раздирает. Вчера хоть физическая боль отвлекала его от этой эмоциональной катастрофы, а сегодня он просто лежал и пытался терпеть. А что ему еще оставалось? Чем глубже он понимал, насколько сильно ранил Нисея, тем яснее становилось, что Боец не пожалеет его, не ослабит резонанс.
Почему случившееся было для Нисея такой трагедией, Сеймей никак не мог взять в толк. Для боевых пар такие отношения – обычное дело. И то, что Нисей этого хотел, не было для его Жертвы секретом. Сеймей просто предпочитал не осложнять парное взаимодействие постелью, понимая, что это невозможно будет отделить от отношений. Зачем? До последнего боя всё и так было нормально. Природная Связь работала и не требовала усилений, как в случае с Соби. А чувствовать желание Бойца было приятно.
Так почему он среагировал так странно? Ведь для него это даже не первый раз.
Пытаясь докопаться до сути, Сеймей опять вспоминал. Только думать, надо только думать, а не чувствовать. Блокировать Связь при таком эмоциональном фоне я, оказывается, не могу. Слишком все это непривычно для меня, я не справляюсь… Остается переключиться на мысли.
Если бы это было возможно!
Как он сказал? «У игрушки есть не только тело… Что-то посерьезнее… сломать…» Что сломать? Связь? Нет. Связь так не сломаешь, и теперешнее кошмарное состояние – яркое тому доказательство. Связь только усилилась, причем многократно…
Разве я думал раньше, что эта самая Связь – палка о двух концах? Управление, воспитание, поощрение, подавление, наказание – и все это в отношении Бойца… Да, это я знал. А вот про свою зависимость от него я узнаю только сейчас. Боец без сознания, Связь слабеет, и мне плохо; он болен, он несчастен, и при усилении Связи его переживания бьют по мне, как дубиной. Зачем я сделал это, черт меня дернул! Мы действительно теперь товарищи по несчастью, как будто плывем в одной лодке в бушующем море. А ведь Нисей говорил, что мне же будет хуже! Я отмахнулся. И теперь час за часом меня швыряет, как щепку о каменные утесы, и я ничего не могу сделать. Я просто не знаю, что можно сделать, как не знал, что так может быть…
Но откуда это знал Нисей? Почему он понимал, что так будет, а я нет?
К вечеру от многочасовых непрерывных попыток перетерпеть эмоциональный разнос и понять происходящее Сеймей в конце концов впал в какое-то полубредовое состояние, в котором, наконец, потерялись все смыслы, и осталась только исступленная и бесконечная усталость. Он перестал контролировать мысли и чувства, и они полились бурным потоком. Кончилась гордость, кончилось самолюбие и терпение тоже кончилось. Как будто лопнула какая-то твердая корка и открылась болезненно слабая, совершенно незащищенная сторона его натуры, которой он всегда боялся. Которой он всегда избегал, отрицая само ее существование. Но сейчас деться от нее было некуда, потому что осталось только это, всё остальное сгорело в мучительном огне этого дня.
Не могу больше. Не могу, Нисей, хватит! Хватит изводить меня своей болью, прекрати! Я лежу тут и не могу подняться, не могу никуда пойти, не могу есть и спать… Не могу больше терпеть эту боль… Я не знал, что умею плакать, но я умею, а ты? Это мои слезы или твои? Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ!!! Услышь меня…

Щелк! Всё…
Нет! Подожди! Не уходи! Куда…
Сеймей стремительно сел на кровати. Контакт резко ослаб, словно Нисей услышал его бред. Услышал и поверил, услышал и пожалел… И отступил, оставшись со своей болью наедине.
А Сеймей оказался наедине с собой.
Как будто с высоты крутого и ветреного, страшного и острого, как катана, ущелья он провалился в пустоту и глухоту. Разбился. Умер. Перестал существовать.
Сеймей в панике подергал Связь. Есть… Он не оборвал ее, просто блокировал. Блок слегка вибрирует, но не пускает в резонанс. Только слышно, что там все по-прежнему, но лишь на уровне информации.
Что я делаю – изумился Сеймей. Я же только что в бреду просил оставить меня в покое, унижался, плакал… А теперь пытаюсь пробить блок?
Да, пытаюсь!
Вернись! Вернись, кому сказал! Немедленно! Придурок! Бака! Кретин безмозглый! Что ты там где-то, черт знает, где, будешь делать один, с больной спиной, голодный и несчастный? Урод! Да в таком состоянии тебя в дурдом заберут на первом же повороте! А я даже не знаю, где ты!!!
Сеймей кинулся к телефону, нажал дозвон дрожащим от нетерпения пальцем… и, слушая пустоту, увидел лежащий на столе зарядник.
Вернись!!!
Нет. Рука с мобильником бессильно опустилась. Он меня не слышит. Он держит блок, который я сам выпросил. Отгородился от меня, как от чужого, равнодушного, помехи.
Я только добавлял ему беды своими соплями, вместо того, чтобы помочь. Так же, как помогал, обнимая тело… Мог ведь так же помочь, обнимая душу. Притянуть, прижать к себе, наполнить силой и верой…
У игрушки есть не только тело… Ты не игрушка. У тебя есть душа, и именно ее я… сломал? Нет, не может быть. Не может. Я не верю, иначе бы ты не смог сейчас закрыться от меня. Если ты можешь сейчас беречь свою Жертву, значит, ты сильнее, чем я думал. Сильнее меня – я так не мог. И умнее.
Такой Боец – честь для меня, и я не хочу тебя потерять!!!

Сеймей не стал задумываться над тем, почему ему вдруг наконец стало все понятно. Абсолютно все, до последнего взгляда и вздоха. Бесшабашность и ироничное отношение Нисея – защита от цинизма его Жертвы. Отстраненное и демонстративно вынужденное послушание – на самом деле доверие и терпимость, спрятанные от потребительских замашек. Яростный отказ от секса – нежелание топтать то, что могло бы стать искренним и важным подарком друг другу. Трагедия, которая получилась в результате – неразделенная любовь, которую Сеймей не смог понять, над которой он надругался грубо и зло. Любовь, которую Нисей берег как зеницу ока, и все же не сумел спасти.
В тот момент, когда оборвался эмоциональный контакт, катастрофическое ощущение потери одной вспышкой объяснило всё.
Пустота. Бесконечная, безмерная, в тысячу раз более исступленная, чем после поединка.
Мне плохо без него. Мне без него плохо. Даже когда я делил его боль, мне было лучше, чем это проклятое одиночество, эта долбанная, ни на грош не нужная, как оказалось, свобода. Независимость! Какая, к черту, независимость… Я не могу быть независимым от него, и не хочу. Он мой Боец, он часть меня, мы единое целое.
Рассуждать больше было не о чем. Нужно было действовать, нужно было найти его. Найти и спасти. Спасти от того, что может сделать с Нисеем окружающая действительность. Спасти от голода и боли. Спасти от удушающего одиночества и раздирающей сердце безнадежности. Спасти его и себя.
Потому что у нас беда одна на двоих и одна на двоих надежда. Только вся она сейчас у меня, Нисей об этом не знает. Ничего не знает о том, что хоть надежда на то, что мы сумеем понять друг друга, сумеем не бояться, сумеем быть вместе, ничтожно мала, я никогда не оставлю ее. Буду надеяться на то, что он меня простит, что сможет мне поверить, буду этого добиваться. Добиваться – это я умею.
Но сначала надо его найти.

Первым делом Сеймей обзвонил всех знакомых, у которых мог оказаться Нисей, немилосердно разбудив их. Мимо. Никто ничего не знал.
Тогда он смотался на старую квартиру и убедился в том, что она пуста. Облазил с фонарем несколько чердаков, откуда Нисей по его приказу наблюдал за Рицкой и Соби. Безрезультатно.
Утром Сеймей отправился в школу-интернат, где его Боец жил раньше. Нет, и сюда он не возвращался.
Вернувшись домой, он с изумлением понял, что представления не имеет, где еще искать. Куда Нисей мог пойти в таком состоянии? Когда Сеймей представил, что тот просто шатается по улицам города, его накрыл такой ужас, что он снова попытался пробить блок, выставленный Бойцом. А когда не сумел, до него стало доходить самое страшное.
Нисей не собирался возвращаться к нему, вот что. Ни сегодня, ни завтра, ни когда поправится и успокоится. Вообще никогда.
И если сейчас он еще в городе, то только потому, что физически не мог уйти далеко. А как только сможет – уйдет. И тогда найти его станет невозможно. Сеймей совершенно напрасно считал своего Бойца неумным, теперь он это отлично понимал. Уж если у Нисея хватало ума не демонстрировать Жертве свой потенциал, не нарываясь на конкуренцию, скрывать свои чувства, уходя от унижений, не обращать внимания на издевательские выходки, отвечая на них лишь иронией, и попросту зеркалить безразличие в свой адрес, то уж спрятаться от кого бы то ни было ума у него точно хватит.
А значит, время стремительно уходит. Время, отведенное Сеймею на то, чтобы найти Бойца и попытаться вернуть. Время, которое он сам себе отмерил своими поступками и взглядами, своей слепотой и трусостью. Потому что, оказывается, главное, чего он боялся – это обнажить сердце, открыть его, позволить ему любить. А теперь, когда от него уходит сама возможность сделать это, становится ясно, что вместе с ней уйдет и все, что было настоящего в его жизни.
И поэтому ничто, абсолютно ничто не сможет его остановить. Что бы там сейчас не думал Нисей, Сеймей его Жертва, и ответственность за Бойца лежит на нем. Так что к черту гордыню. Сейчас, не откладывая, он отправится к Рицке и Соби просить о помощи. Потому что никто лучше Соби не знает, куда мог деться Нисей. И никто, кроме Рицки, не уговорит его помочь Сеймею.

Когда Рицка открыл дверь и увидел на пороге брата, первой мыслью было не впускать его в дом. Но что-то в облике Сеймея остановило его. То ли мрачный и в то же время потерянный взгляд, то ли ощущение несчастья, явившееся вместе с братом. И только когда Сеймей уже прошел в комнату, повинуясь приглашающему кивку, Рицка понял, что еще изменило облик брата – исчезли уши и хвост… Ничего себе…
- Зачем ты пришел сюда? – вопрос вышел нескрываемо резким.
- Я заходил за тобой домой.
- Зачем?
- Мне нужно поговорить с вами. Разбуди Соби, - Сеймей посмотрел в сторону кровати, на которой лежал с закрытыми глазами Боец.
- Нет, он нездоров. Говори, что тебе нужно, и уходи.
Брат устало отвернулся к окну.
- Я не могу найти Нисея.
Рицка так и замер от удивления. В повисшей тишине был слышен шум проезжающих на улице машин и тиканье часов.
- И ты думаешь, что я помогу тебе? – негромко прозвучал с другого конца комнаты ровный голос Соби.
- Да. – Сеймей резко повернул к нему голову. – Кто, если не ты.
Пауза тянулась бесконечно.
- Это верно.
Рицка подошел и опустился на постель рядом с Соби.
- Я ничего не понимаю. Откуда Соби знать, куда пропал Нисей? Ведь мы даже не знаем, почему это случилось…
Сеймей взглянул в холодные голубые глаза Бойца и снова медленно отвернулся.
- Я знаю, почему Нисей ушел, Рицка. – Соби произнес эту фразу мягко и осторожно.
- Почему?
- Сеймей… повел себя грубо.
- И что? Не впервые.
- Неважно, Рицка. Я… очень жалею об этом. И хочу вернуть его. – голос Сеймея был тихим и напряженным.
- Как это не важно? Сначала ты издеваешься над Бойцом, а когда он уходит, пытаешься начать с начала?
- Да. Именно. Пытаюсь начать с начала.
Рицка помотал головой – что-то было не так. Что-то не складывалось в рамках привычного образа Сеймея. Это «начать с начала» явно было сказано не об издевательствах. Рицка с надеждой посмотрел на Соби, но тот молчал, отстраненно глядя в потолок.
- Объясни, Сеймей. Что происходит?
Брат развернулся, и, как будто переступив какую-то черту, произнес твердо и четко:
- Я виноват перед ним.
Эта фраза была настолько неожиданной, что и Рицка, и Соби изумленно уставились на Сеймея. Но он не смутился.
- И я прошу вас о помощи. Я сказал достаточно?
Мальчик задумчиво кивнул.
- Угу. А Соби лежит второй день потому, что тебе плохо?
Сеймей чуть смущенно пожал плечом:
- Да. Я об этом не подумал.
- Ты! Ты никогда не думаешь о других! Только о себе и о том, что тебе выгодно! А когда из-за тебя другие…
- Рицка, перестань кричать, - неожиданно вышел из себя Сеймей. – Ты же сам заварил эту кашу, устроив наш поединок. Хотел, чтобы мне было, чем заняться? Вот я и занимаюсь!
- Я вижу! Ты всех стараешься сломать…
- Только я? А ты?? Ты лучше скажи, что ты тогда, перед боем, шепнул Соби, велев бить по моему Бойцу!
- Пожалуйста! Я сказал: «Только не насмерть»! Но ты кого хочешь добьешь…
Сеймей неожиданно задохнулся, как от удара, и сел, опершись руками на пол. Рицка тут же подскочил к нему.
- Ты что?!
- Ничего, - очень тихо ответил брат. – Просто голова закружилась.
Мальчик присел перед ним на корточки.
- Видел бы себя со стороны… Ты когда ел последний раз?
- Не помню.
- Если я возьмусь помочь, - раздался спокойный голос Соби, и Сеймей резко вскинул голову, - ты взамен оборвешь нашу Связь.
Голубые глаза испытующе смотрели на Сеймея, но у того теперь действительно закружилась голова. От облегчения.
- Да.
- Хорошо. Рицка, покорми его, пожалуйста. А то и мне, и Нисею, наверное, только хуже, когда он изводится, - Соби почему-то мягко улыбался.

Было бы неправдой сказать, что Сеймея распирало чувство благодарности, он был слишком сосредоточен на своей цели. Просто ощущение правильности происходящего принесло ему удовлетворение. Конечно, от обрыва пусть слабой, но еще существовавшей Связи, Соби стало худо, но они с Рицкой справятся – Сеймей в этом не сомневался. И хорошо. Зато у него будет Нисей.
Пока Рицка возился на кухне, Соби коротко задал несколько вопросов, а Сеймей ответил. Боец никак не выразил своего отношения к его откровениям, и после недолгого молчания сказал:
- Я думаю, что нужно проверить больницы. Там и помогут, и можно отлежаться, и ты сам не додумаешься искать. А на вопросы просто отвечать – избили, теперь ничего не помню. Я бы сделал так.
- А делал? – не удержавшись, спросил Сеймей.
- Ты не искал меня. – Соби безо всякого выражения посмотрел в глаза своей бывшей Жертве, и Сеймей, так и не получив ответа на свой вопрос, почувствовал, что обрыв этой Связи обоим принесет облегчение.
Лишь бы Соби не ошибся.
Разобраться, в какой больнице искать Нисея, было не трудно. Она должна быть многопрофильной, бесплатной, и сравнительно близко от дома. Такая была одна, и Сеймей, никого ни о чем не спрашивая, отвел глаза персоналу и отправился искать, переходя от палаты к палате.
К тому времени, как все разбрелись на ужин, Сеймей как раз добрался до нужной. Нисей лежал на боку, отвернувшись в стене. Острое плечо торчало из-под одеяла, тонкие длинные пальцы сжимали на нем ткань пижамы. Лица Сеймей не увидел, от двери были видны только черные волосы, беспорядочными прядями сбегавшие на подушку. Вся эта угловатая, болезненно сжавшаяся фигура вызвала у Сеймея такое острое чувство жалости, что он, не думая, подошел к кровати и накрыл ладонь Нисея своей рукой.
Тот подскочил, как ошпаренный, обернувшись, и со стоном застыл. Сеймей с тревогой смотрел на знакомое лицо: брови нахмурены, прикушена губа, ни тени иронии. Незнакомое выражение. Глаза блестят все сильнее – неужели заплачет?
- Ты что, Нисей?
- Спина, - зло просипел тот и осторожно опустился на кровать, - Чего хватаешь…
По тому, как медленно дышал Боец, сосредоточенно прикрыв глаза, Сеймей видел, что он пытается справиться с болью, и ждал, давая ему эту возможность. Наконец влажные ресницы распахнулись, и на Жертву глянули такие чужие, холодные, как черные зеркала, глаза, что с одного взгляда стало ясно: единственное, чего сейчас хочет Нисей – это чтобы его оставили в покое. Он не рад. Он не хочет видеть Сеймея. Он не хочет видеть никого, а Сеймея – в первую очередь. Ну нет, не тут-то было.
- Вставай, мы уходим.
- Размечтался.
- Поговорим дома.
- Я останусь здесь.
- Где твоя одежда?
Нисей молчал, глядя антрацитовыми глазами на своего мучителя. Одежда была здесь, он специально позаботился об этом, потому что ночью собирался уходить. И не успел. Но он же не ожидал, что Сеймей будет искать его, и уж тем более, что найдет… А теперь придется срочно брать себя в руки, иначе можно попрощаться не с Жертвой, а со здоровьем и с жизнью. Встряску, которую ему закатил Нисей, Аояги не забудет никогда, и никогда не простит.
Надо постараться сплавить его хотя бы на ночь, а ночью уползать. И про одежду ни слова, а то он заберет ее, и все. Что тогда – в пижаме по улицам шляться?
- Меня смогут отпустить только завтра. Встретишь меня на лимузине.
- Обойдемся без машины. Рассчитываешь, что я тебя оставлю на ночь? Значит, одежда где-то здесь.
Ччерт! Умная сволочь.
- Да и на такой кровати лежать тебе нельзя. Ты наверняка про спину врачам не сказал.
Все верно, хоть кричи: типа сотрясение мозга, потеря памяти, депрессия – да, а вот о спине медикам пришлось забыть, во избежание проволочек. Но потрясало совсем не это. Пока Сеймей шарил в тумбочке в поисках одежды, Нисей остановившемся взглядом смотрел в пространство. Нельзя лежать на такой кровати? Это что – забота, что ли?? Да нну? И он что, собирается меня дома положить? Бред. С ложечки кормить. По головке гладить. Ууууу…
Сеймей забрал вещи и поднял глаза на Бойца.
- Поднимайся. Осторожно.
- Я не пойду, Сеймей, - как можно убедительнее и ровнее ответил тот. Настолько ровно, чтобы Жертва не догадалась, как ему сейчас страшно. До мурашек на коже. Потому что это «осторожно» сбивало с толку еще сильнее, и потому что так хотелось поверить, хоть во что-нибудь… Но нельзя. Стоит придумать себе сказку, и я погиб – Сеймей растопчет безжалостно и с наслаждением. А так захватывающе кружится голова просто от того, что он рядом…
- Пожалуйста, Нисей.
Все. Можно брать меня голыми руками. Так глупо и так... нет, просто глупо. Я не могу сопротивляться ему. Остаются только слова, хоть их у меня с избытком. Не то что воли…
- Конечно, милый. Я весь твой. Пойду за тобой на край света, а еще лучше – поеду. Или, знаешь, отнеси меня на ручках, раз я тебе так нужен.
- Нужен, - невозмутимо отозвался Сеймей, и протянул руку, - Поднимайся.
Проигнорировав помощь, Нисей откинул одеяло и аккуратно встал на ноги. Нормально, вроде. Если не делать резких движений, спина только ноет, но не болит. Еще сутки-другие будет восстанавливаться, даже при бешеной регенерации Бойца. А виновник этого безобразия, как ни в чем не бывало, шагнул к Нисею, крепко взял за руку повыше локтя и скомандовал:
- Домой.

Дома. Сейчас Нисей ощущал их пристанище, как тюрьму. Оказаться здесь было минутным делом – когда перемещения освоены, в них нет ничего сложного. А вот находиться здесь было невыносимо. Пока Сеймей раскладывал на полу футон, пока помогал – действительно помогал!! – Нисею лечь, пока разогревал еду и заваривал чай, отпускать издевательские остроты еще получалось. Но когда Сеймей принес ужин и поставил на пол рядом с лежащим Бойцом, тому стало не до шуток.
Он не хотел по-хорошему. Не хотел принимать неожиданную заботу Жертвы. Потому что не верил в нее и не знал, что за ней стоит. Потому что она выбивала его из колеи и мешала прятаться за привычную маску. И Нисей не сумел сказать ничего ядовитого, просто отвернул голову от еды, а заодно и от Сеймея, опустившегося рядом.
- Не отворачивайся. Тебе надо поесть.
- Не хочу.
- Это глупо, Нисей.
- Пусть глупо. Тебе попался глупый Боец.
- Неправда. Боец и Жертва всегда стоят друг друга.
Можно было, конечно, съязвить, что Сеймей считает себя очень умным, а заодно и его, болезного, почему-то в умные записал, но сил хватило только на откровенное:
- Не хочу.
- Чего не хочешь?
- Стоить тебя.
Ну все, сейчас точно начнется. Но мне, кажется, уже все равно. Пусть бьет, кормит, насилует… Все равно.
Сеймей едва слышно вздохнул.
- Ну, не хочешь, не надо. – Не понятно, про еду, или нет… - Просто повернись на бок, ладно?
Потрясенный такой покладистостью, Нисей для разнообразия не стал артачиться, и, ошарашено глянув на свою Жертву, выполнил просьбу. Сеймей спокойно поправил одеяло и улегся рядом, за спиной, обхватив рукой вокруг талии. Хорошо, что лежу, пронеслось в голове у Нисея. А то упал бы, чего доброго…
- Сними блок, Нисей.
- Зачем?
- Тебе нужна помощь.
- Без сопливых скользко. Сам разберусь.
Напряженные плечи. Ожидание удара.
- Хорошо. Скажи только – а зачем ты его поставил?
Молчание. Упрямое и замкнутое, агрессивное.
- Пожалел меня?
Рывок. Вскрик.
- Да! Достал, Сеймей! Отцепись!
Спину снова прострелило до слез, но это ерунда по сравнению с идиотскими вопросами. Акаме сидел на футоне и через плечо смотрел на свою Жертву шальными глазами.
- Ложись, - Сеймей легонько потянул его вниз за рукав пижамы, приподнявшись на локте. – Если будешь так дергаться, спина не восстановится еще долго.
- Да плевать мне на спину! И на тебя плевать! Мне только хуже было от твоих истерик!
- Ложись. Пожалуйста.
- Черт с тобой, - огрызнулся устало Нисей и лег. Сеймей немедленно обнял его снова.
- Но сейчас-то я спокоен. Сними блок.
Ужасно хотелось плакать. Ну что пристал? Что еще от меня нужно?
- Нисей.
- Да что?!
- Впусти меня. Я хочу помочь. Ты мне нужен.
Нисея затрясло. Если сейчас он снимет блок, Сеймей все поймет, ВСЁ. Потому что осталась только совершенно обнаженная, звенящая правда. Глупее шага не придумать, но последняя защита летит к чертям, и именно потому, что он не ломится силой в душу, как вломился в тело, а просит. Не приказывает ведь, просто просит и ждет. Скотина…
- Ладно. Ты сам хотел.
Получай. Вместе с болью, раздирающей сердце, с обидой, скрутившей внутренности в тугую спираль. С острыми, колючими осколками страха и волнением, до удушья сжавшим горло. Со всей безнадежностью и отчаянием. Целый океан горя. Это все тебе, моя Жертва. Тебе, моя любовь. Прости.
Сеймея тряхнуло, как будто об него разбилась огромная мощная волна, окутала, поглотила. Но он устоял, только задышал глубоко и ровно, чтобы не сбиться, не захлебнуться, не утонуть… Сколько единства и смысла, и сколько свободы жить, вот так, вместе. Даже боль, пронизывающая каждую частицу души, кажется сладкой с тобой… Счастье мое…
- Прости, - Сеймей сильно и осторожно сжимает объятия.
Теперь уже трясет обоих. Но Нисей не чувствует этого, он воспринимает лишь, как, сметая все страхи и дистанции, обиды и недоверие, в него вливается горячий поток такой родной, такой целительной Силы… Такая только одна на свете. И сейчас только ему, только для него, непостижимо и абсолютно реально…
- Ты мой, Нисей. Мой Боец, моя половина… Так трудно было понять, насколько ты мне нужен. Надо было потерять тебя и снова найти…
Сеймей целует затылок и плечо, проводит горячими губами по шее, отодвинув черные пряди. Ведет ладонью по груди к животу… И дрожит, дрожит так же, как его Боец, задыхается, едва справляясь с накрывшим их резонансом.
- Я не могу потерять тебя… Не уходи… и не прячься.
- Куда я денусь, - всхлипывает Нисей, запрокидывая голову, подставляя под поцелуи приподнявшегося Сеймея лицо.
Волна эмоций несет их все дальше, с ураганной силой, с бешеной скоростью, лишая возможности остановиться или передумать… Поцелуй в губы – как вспышка шаровой молнии. Нисей стонет и пытается повернуться на спину – уже ничего не болит, уже ничто не важно, кроме стремления слиться воедино, принять, обрести, отдать…
- Нет, Нисей…
Срывающийся шепот заставляет откровенно вскрикнуть:
- Почему?
- Я не хочу тебя калечить, - поцелуй. – Сначала поправься, - рука Сеймея опускается по вздрагивающему, напряженному животу. – У нас впереди много времени…
Поцелуй. Пальцы отодвигают ткань и обхватывают твердый горячий член. Нисей теряет дыхание, а Сеймей со стоном упирается лбом в его голову. Поначалу легкие прикосновения быстро набирают темп. Сеймей прижимает к себе гнущееся в его объятиях тело, жалея, оберегая, стараясь контролировать непроизвольные рывки… И кричит, задыхаясь, вместе с Нисеем.
Вытирает руку и легко проводит пальцами по приоткрытым, вздрагивающим губам. Целует – медленно и сильно…
Благодарно? С ума сойти… Нисей распахивает потрясенные глаза.
- Как спина? – в тихом голосе слышна улыбка.
- Не знаю… Вроде нормально.
- Молодец.
- Ну прямо как после боя, - теперь улыбается и Нисей.
- Да уж похлеще вышло.
- И ты?
- И я.
- Всегда свое возьмешь, не упустишь, - Нисей усмехается и осторожно отводит челку, падающую Сеймею на лоб. Тот чуть хмурится и прижимает его ладонь к своему виску.
- Ты сказал, что никуда не денешься.
Кивок. Глаза в глаза.
- Потому что я не пускаю?
Нисей смеется и вырывает руку.
- Не пускаааю… Да хоть бы и отпустил, я теперь не отстану. Кто ж знал, что у тебя такие сексуальные таланты!
- Не отстанешь? – Сеймей грозно нависает, щекоча горячим дыханием еще влажные губы.
- И не проси, - шепчет Нисей, чуть приподнимая навстречу голову, и получает такой поцелуй, что немедленно забывает о всякой иронии. И напрасно.
- Тогда приступай к еде, - первое, что он слышит, снова начав дышать.
- Ааа, так все это было только для того, чтобы я не умер с голоду?
- Конечно. Я в душ, и чтобы, когда вернусь, все было съедено.
- Но все остыло!
- Сам виноват.
Да, улыбнулся Нисей, садясь и беря палочки. Когда есть что-то незыблемое, можно считать мир стабильным.
- Только чай пить не вздумай. Я сделаю горячий! – донеслось уже из ванной.
Ну вот! Нисей хихикнул и принялся за еду.

Эйфория потихоньку угасала.
Все гораздо лучше, чем можно было ожидать. Похоже, мою Жертву пробило на необходимость общения, и он изменил его. Ему сейчас хорошо со мной, это очевидно. Когда он так себя ведет, у меня просто сносит крышу, я теряю способность притворяться. Он совсем другой. Но надолго ли?
Перемены так неожиданны, что ставят в тупик.
Что будет дальше? Теперь Сеймей знает наверняка, что я не могу противостоять ему. Ну, я-то это и раньше знал, а вот он ознакомился только сейчас. И еще знает, как в любой момент сорвать с меня маску. Искренность, терпение, ласка – и он может вить из меня веревки. А это уже новость и для меня… Так неужели он не будет пользоваться этим знанием?
С другой стороны, он теперь понимает, что я нужен ему больше, чем он думал. Что, когда больно мне, больно и ему. И что он будет делать? Танцевать на краю, играя на чувствах? Превратит наше общение в постоянный поединок кто-кого? Или постарается наладить равновесие?
Во всяком случае, пока у Сеймея настроение хорошее, надо постараться вести себя с достоинством и не пасовать, чтобы на будущее он был уверен, что я его знаний обо мне не боюсь. Тогда остается хоть какой-то шанс.
Только вот легко принять такое решение на словах – не пасовать! На деле это может оказаться гораздо труднее. Совершенно не представляю себе, что он может выкинуть дальше…
Когда Сеймей вышел из ванной, Нисей уже лежал на спине, рассеяно наматывая на палец прядь волос. Забрав пустую тарелку и послушно не выпитый остывший чай, Сеймей отравился на кухню. Нисей проводил его задумчивым взглядом.
Какой он спокойный и умиротворенный, просто не верится. Как будто думает не о посуде, а о чем-то другом. Что бы это было? Даже подумать боязно. Он же ненавидит возиться с едой и тарелками. Всегда, когда его к этому что-то вынуждало, это отливалось на мне в полный рост. А теперь?
Сеймей поставил на пол небольшой керамический чайник и две чашки.
- Пусть заварится. Подвинься, - он улегся на живот рядом с Нисеем, подперев руками голову.
Интересно, о чем мы сейчас будем разговаривать?
- Скажи мне, тебе ведь не нравится Рицка?
Вот, я так и знал. Хорошее время кончилось. Попробуем ответить честно, но осторожно.
- Да почему. Он нормальный мальчишка – замкнутый только и вспыльчивый.
- Плохо ты его знаешь, а потому недооцениваешь. Его выходка с поединком была, надо признать, очень и очень неглупой. Она заставила меня думать, хочу я того или нет. Помнишь, он тогда сказал, что мы чужие? И ты поэтому пропустил удар.
Ну, не только поэтому. Но промолчим.
- Когда люди чужие, им трудно верить в то, что они нужны друг другу. И черпать силу в том, кому ты вряд ли нужен, действительно невозможно. «Сомнение рвет душу на тысячи осколков», это правда.
Ни фига себе… Ты точно хорошо подумал на эту тему…
Нисей нахмурился.
- Все верно. Мальчик молодец. Только вот могло бы и насмерть разорвать, удар-то был как надо.
- Нет. Удар был четко выверен и убить тебя не мог.
- Откуда ты знаешь?
- А когда я на Рицку орал за удар по тебе, выяснилось, что он отдал приказ бить не насмерть. Только тихо, чтобы я не слышал.
Орал на брата из-за меня?? В голове что-то странное творится. То ли у него, то ли у меня.
- Он хотел, чтобы я боялся тебя потерять. И наглядно показал, почему это может случиться. Чужие… Расскажи мне о себе, а, Нисей?
- Что рассказать?
- Все, что сможешь. Я же о тебе ничего не знаю – только то, что ты сирота, и ушек у тебя уже нет. Что с тобой было до нашей встречи?
Ничего я уже не понимаю. Это он не хочет больше быть чужим?
Нисей резко сел и принялся наливать чай, пытаясь оттянуть время.
- Смотри, как ты свободно двигаешься. Спина прошла?
- Прошла, - Боец удивленно пожал плечами, - ты хороший доктор.
- Это не я, это мы. Так ты расскажешь?
- Ладно, - помолчав, угрюмо буркнул Нисей, сжимая ладонями чашку.
- Вот уж не думал, что когда-нибудь буду этим делиться, тем более с тобой, – его голос звучал непривычно глухо. – Я был единственным ребенком в семье. Не могу сказать, что мы всегда ладили – я не самый послушный на свете мальчик, но мне тогда было хорошо с ними. Отец всегда был с норовом, не заскучаешь, а мама – очень веселая, мы с ней острили, смеялись, подтрунивали над серьезностью отца. А потом она заболела, и стало не до шуток. Похудела, погрустнела. Не знаю, что это было, что-то с кровью, я до последнего не верил, что это… насовсем. Всё старался покормить ее чем-нибудь, порадовать. Она улыбалась мне, и я надеялся. Но через год она умерла.
Нисей помолчал и отхлебнул чая. Сеймей не мешал рассказу, только осторожно перевернулся и сел за его спиной.
- Я плохо ее смерть перенес. Учиться почти бросил на фиг, со всеми друзьями перессорился. Ну, маленький был, что взять с ребенка в десять лет. Да все равно потом пришлось за ум браться, когда понял, что на отца надежды никакой – он меня утешать не собирался. Года три он спивался, как дело делал, а я шатался по улицам, чтоб под горячую руку не подвернуться. Так и не подружился больше ни с кем, зато научился драться. И, когда отец как-то все-таки полез с кулаками, я так ответил, что мало не показалось. А он меня тогда продал, как только протрезвел.
- Что сделал?
- Продал. За долги, в подпольный хост-клуб.
Сеймей несмело положил руки на плечи своего Бойца, но тот напрягся, будто вмиг окаменев, и горячие ладони тут же отпустили его.
- Вот об этом рассказывать желания у меня точно нет, ты уж извини.
- И не надо, - голос Сеймея прозвучал совсем тихо. – А дальше?
- Дальше… Там я свою первую Жертву и встретил. Он меня оттуда забрал – выкупил. И денег не так уж много заплатил, потому как я ох не особо к клиентам радушный был. У него Боец погиб, и психика, мягко говоря, пострадала. Когда в депресняк заваливался, сладу с ним не было никакого. Но когда нет, он меня учил, заботился, даже баловал. Я всегда знал, что чужое место занял, и не мне все это на самом деле, а тому, потерянному, только все равно привязался. И все равно ничего хорошего из этого не вышло. Когда ушки мои у него остались, как подменили человека. Долго я измывательства его терпел, но когда он мне ляпнул, что я за деньги, как шлюха, любовью расплатился, я плюнул и ушел. И Связь оборвал, одним махом. Хоть и знал, что рискую. Но обошлось, Связь не такая сильная была, как… Не сильная, в общем. Болел, правда, потом долго. Потом бродяжничал. Здесь уже в интернат вписался, чтоб учиться все-таки. А то надоело полы мыть и приставания всяких козлов терпеть. А потом тебя встретил.
Нисей замолчал и осторожно поставил чашку на пол. Обернулся исподтишка посмотреть на реакцию Сеймея и испуганно замер. Тот лежал на боку, слегка подогнув колени и обхватив себя за плечи. С закрытыми глазами и таким лицом… Как будто его изо всех сил двинули в подвздох. Ох я, кретин! Связь! Надо было поставить блок, а я не сообразил, придурок… Нисей стремительно наклонился и мягко потряс свою Жертву за локоть.
- Сеймей, эй… Да ладно тебе – что было, то прошло, не бери в голову…
Зажмуренные глаза медленно открылись, и ладонь, дрогнув, накрыла его руку.
- Я хочу поцеловать тебя, Нисей.
Боец распрямился.
- Не стоит. Жалость мне ни к чему, - он осторожно высвободил кисть. – Я справился. Знаешь расхожую поговорку: всё, что не убивает, делает нас сильнее. Так что давай просто оставим эту тему. Ты попросил – я рассказал. И хватит об этом.
- Опять убегаешь, - негромко отметил Сеймей.
- Налить тебе чаю? – Нисей проигнорировал реплику, – Правда, он опять остыл…
- Не надо. Я сейчас встану, раз уж с чаем сегодня такое невезение, - Сеймей напряженно улыбнулся.
- Лежи уже, - ворчливо отозвался Нисей, поднимаясь, - сам заварю, считай, что моя очередь.

Сбежал, думал Нисей на кухне, вытряхивая чайник. Герой. Как будто от него можно убежать. Как будто он не продолжит разговор, если хочет этого. А я не хочу. Разоткровенничался, как дурак. Но я же не предполагал, что это его так заденет. Словно ему не все равно.
Чай просыпался на стол, почти миновав горлышко чайника. Что ж я так распсиховался-то: сердце стучит, как сумасшедшее, и руки трясутся. Это я так нервничаю, или он? Или оба вместе? Он – точно. Я же чувствую, что он не успокоился, просто старается сдержаться, потому что я его оттолкнул. И ведь не обиделся и не разозлился! Определенно есть от чего распсиховаться. А вдруг ему и правда не все равно? Черт, я почти готов ему поверить! С огнем играю…
Нисей поймал покатившуюся по столу крышечку и накрыл чайник. Перевел дыхание и решил: надо срочно сбить Сеймея с этой темы. Задам ему вопрос, на который он точно станет отвечать – о чем-нибудь, что у него получилось. Он ответит, я послушаю, и успокоимся оба. И спать. На сегодня хватит.

Сеймей ждал его, сидя на футоне. Принял из его рук чайник, и, поставив подальше, без разговоров уложил Нисея лицом к себе. Обнял, прижал. Внешне спокоен, но руки держат так сильно, что в пору задохнуться. Не надо молчать, надо говорить что-то. Что-нибудь нейтральное, что заставит отвлечься от этой звенящей близости, от этих горящих глаз, которые, кажется, видят насквозь…
- Я тут тебе целую сагу рассказал, теперь твоя очередь. Ответишь на мой вопрос?
- Отвечу. На любой.
Вопрос, вопрос…
- Как ты меня нашел?
- Пошел к Соби и попросил помочь.
Осечка. Я явно спросил не о том. Вместо того, чтобы успокоиться, Нисей теперь едва сдерживает дрожь, палящее пламя разгорается в груди.
- И он согласился?
- Как видишь. Взамен я оборвал с ним Связь, - голос Сеймея хриплый и неровный.
Быть того не может! Чтобы Сеймей отправился на поклон, и не к кому-нибудь, а к Соби… Да еще отпустил его, чтобы вернуть меня? Невозможно!
Но Жертва, не отрываясь, упорно смотрит в изумленно распахнутые глаза Бойца.
Правда! Я точно знаю, что это правда! Он действительно поступил так!
В груди Нисея все плавится, бушует, как раскаленная лава. Не справиться, не утерпеть, не сдержаться… Он закусывает губу, несколько раз судорожно втягивает воздух и тихо произносит:
- Сейчас я что-то скажу тебе, Сеймей.
- Скажи, я жду.
Акаме зажмуривается изо всех сил.
- Я люблю тебя.
Губы Сеймея уже касаются его, но Нисей захлебывается словами:
- Люблю как ненормальный, так сильно… черт, до одури. До слез. До потери чувства самосохранения. Я же не знаю, что на тебя нашло! Не могу понять, что происходит и чем обернется. И все равно раскрываюсь, как дурак – это сильнее меня. Но ты, пожалуйста, помни, что если ты… я тогда Связь оборву, Сеймей. Сдохну, а…
Сеймей прижимает Бойца еще сильнее, и слышит бешеный грохот сердца. Целует. Я никогда не оправдывал его хороших ожиданий, только плохие. И вот сейчас он даже не ждет, что я отвечу. Не верит мне.
- Молчи. Ты правда ничего не понял, но я объясню, - Сеймей приподнимается над разметавшимся Нисеем, - Только ты смотри мне в глаза, мне нужно их видеть.
Он набирает побольше воздуха и начинает говорить, стараясь высказать сразу все, так, чтобы было понятно, так, чтобы Нисей поверил.
- Да, я просил о помощи Соби, и не считаю это унижением. После того, как ты закрылся от меня, в одно мгновение изменился мой мир. Прежде существовал только я один, а все остальные обеспечивали мои потребности. Бойцы – потребность во власти и превосходстве, Семь Лун – потребность в деятельности, Рицка – потребность в любви, гарантированной и безопасной. Но ты ушел, и в мире образовалась дыра, сквозь которую вылетел со свистом весь воздух, необходимый для жизни, и все потребности потеряли смысл. После поединка, когда ты не приходил в себя, было то же самое, но гораздо слабее. Тогда я испугался и разозлился. А теперь… по сравнению с этой пустотой просить кого угодно вернуть мне тебя – это так мало. Тем более Соби. С ним я когда-то поступал не многим лучше, чем с тобой, и он в праве знать, что между нами происходит.
- Что происходит? - шепчет Нисей, неотрывно глядя в напряженное лицо над собой.
- Я изнасиловал тебя. Ты сходил с ума, а я не мог понять, почему тебе так больно. И мне. А потом ты оградил меня от этого, и я почувствовал, что умираю. Умираю от страха за то, где ты и что с тобой. От страха потерять навсегда тебя и твою любовь. Потому что только любовь могла заставить тебя защитить меня от своей боли.
- И ты что, сказал все это Соби??
- Большую часть он и сам понял – не дурак. Я пришел к нему без ушек искать сбежавшего тебя. Рицка не понял. А Соби не маленький. Но я все равно сказал ему… сказал то, что сейчас скажу тебе.
- Скажи, - Нисей всё еще смотрит на свою Жертву, но почти ничего не видит, потому что слезы застилают глаза, льются непрерывным потоком, стекают по вискам, - Скажи, я жду.
- Я люблю тебя.
Сеймей вытирает слезы с глаз Бойца, и Нисей снова ловит его горящий, как в лихорадке, взгляд.
- Люблю не как свою вещь. И не как часть себя. Просто тебя люблю, понимаешь? Не по какой-то причине, не за что-то конкретное, без поводов и мотивов, просто люблю, и все…
Нисей обхватывает его лицо горячими ладонями:
- Испугался?
- Да. Сначала да. Твоей власти надо мной, своей беспомощности. Я всегда считал, что любовь делает человека слабее. Но ты доказал мне обратное. И когда ты выставил свой блок, страх потерять тебя стал в миллион раз сильнее, чем все остальное. Ты сделал это, и ничто лучше не объяснило бы мне, какой ты.
- Какой? – Нисей слушает так, будто жадно дышит после удушья, смотрит, как после тысячелетней разлуки, впивается пальцами в плечи Сеймея, точно пытается удержаться над пропастью.
- Гордый. Самодостаточный. Умный. Сильный. Любящий. Отчаявшийся. Любимый. Мой.
Глаза Нисея медленно закрываются.
- Врееешь…
- Люблю. Поверь мне… Мне так нужно, чтобы ты поверил!
Сумасшедший поцелуй обжигает губы огнем, болью, неистовством. Уже не просит – требует, так знакомо, по-сеймеевски, целиком.
- Я верю.

Соединяются тела, плавясь в полыхающем пламени. Стираются границы личностей. Теряются временные рамки. Есть только два мира, слившиеся в один.
Понимание. Единство. Экстаз.
Так вот как это должно быть, Beloved Нисей.
Так будет всегда, Beloved Сеймей.
Beloved, я верю.